Захар Прилепин
Самый долгоиграющий анонс в моей ленте. Зато какой. Готовьтесь заранее. Фестиваль памяти Александра Башлачёва "Время колокольчиков". "Алиса" "АукцЫон" "7 Б" Инна Желанная Игорь Растеряев "Башаков Бэнд" и мы, Захар Прилепин и группа "Элефанк". До встречи 29 мая 2016 года в Череповце, закупайте билеты на попутные собаки. Вести действо и весь башлачёвский фест буду я. А пока, естественно, напоминание о том, что 14 ноября сего года в ЦДЛ, мой юбилейный вечер. Литературно-музыкально-общественно-политический. Начало в 19.00. Поговорим заодно и про рок-музыку и про рок-музыкантов. http://www.cherinfo.ru/news/77094
№213 (27 239) / ПОНЕДЕЛЬНИК, 18 ноября 2013 Захар Прилепин признался в любви к творчеству Василия Белова
Захар Прилепин уже четыре года работает над романом о Соловецких лагерях. /Фото Александры Персиянцевой
Почему Чубайс не любит Достоевского, какой
писатель может собрать стадион поклонников и чем русский народ
отличается от других наций? В ВоГТУ состоялась творческая встреча
студентов с писателем, филологом и журналистом Захаром Прилепиным.
С псевдонимом сроднился
На самом деле автора популярных романов «Санькя»,
«Патологии» и «Грех» зовут Евгений Прилепин, а Захар - его творческий
псевдоним.
- Когда я ушел из ОМОНа, стал заниматься
журналистикой, - вспоминает Прилепин. - Так как я был очень
работоспособным, то через полтора месяца стал уже редактором своей
газеты. Журналистов там практически не было, так что я заполнял все
издание своими статьями. Понятно, что подписывать все материалы своим
именем было нельзя, вот и придумывал псевдонимы. Что-то подписывал
именами дальних родственников, даже кличкой своей кошки, бывало. Там
впервые и появился псевдоним Захар Прилепин. Я вообще не собирался
становиться писателем. Думал, напишу один роман, и все. Писал о любви, а
получился жесткий брутальный роман про войну. Тогда и подумал: такой
текст хорошо смотрится за авторством именно Захара Прилепина, а не
Евгения. Когда же написал второй роман, то было уже глупо подписывать
его иначе. Вот так я и стал Захаром. Меня уже Евгением никто и не зовет.
С одноклассниками и однокурсниками я не общаюсь, дети зовут папой, мама
- сынком, жена - как угодно, только не по имени, читатели - Захаром.
Так вот и живу.
Пелевин и стадион
Студентов интересовало, как за последнее время в России изменилось отношение к творчеству, писательской профессии.
- В Советском Союзе статус писателя был
по-настоящему необъятен, - вспоминает Захар. - Писатели были просто
полубогами какими-то. К ним прислушивались люди, с ними боролись власти.
Осип Мандельштам когда-то написал: «Только в нашей стране убивают за
стихи». Вспомните хотя бы того же Евтушенко. Он приезжал в другие страны
не просто как поэт, а как посланник СССР. После перестройки все это в
одночасье рухнуло. Если в 80-е народ занимал по ночам очередь в книжные
магазины, а литературные журналы выходили миллионными тиражами, то в
середине 90-х люди отшатнулись от чтения. Появился новый «вид» людей,
которых я называю «Великий русский хам». Для него чтение - это что-то
немодное, непрактичное и абсолютно бессмысленное. Разумеется, постепенно
стал маргинализироваться и статус писателя. Но обществу все равно нужны
ориентиры, люди, мнению которых оно доверяет, к кому оно
прислушивается. Народ наш стал влюбляться в военных, политиков, Андрея
Малахова. Но как быстро влюблялся, так быстро и разочаровывался. Просто
эти люди, в отличие от художников слова, не могли ответить на вечные
вопросы: что делать, кто виноват?
Зато в последние пару лет, по мнению Захара Прилепина, статус писателя начинает возрождаться.
- Посмотрите на общественную дискуссию. Ее наряду
с политиками ведут сплошь писатели: Эдуард Лимонов, Дмитрий Быков,
Борис Акунин, Александр Проханов. Они с легкостью могут собрать митинг в
10-15 тысяч человек в Москве. Их творчество и идеи востребованы. На
творческие встречи Дины Рубиной, к примеру, в Петербурге собирается
несколько тысяч слушателей. А если бы появился Виктор Пелевин, которого
никто уже лет десять не видел, то я уверен, что он бы без труда собрал
стадион своих поклонников.
Выбираю Толстого
Правда, за эти годы общество утратило способность к познанию окружающего мира через чтение, через культуру.
- За два-три десятилетия реформ мы выработали
новую модель поведения, - уверен писатель. - В этой модели классические
гуманитарные знания - не способ к развитию, а лишь отягощающий жизнь
фактор. Книга для нынешнего поколения стала не важна. Между тем я
убежден, что в конкурентном обществе всегда побеждает тот, кто имеет
более качественное образование. Вспомните бандитов из 90-х. Как только
пришли образованные мальчики, их как ветром сдуло со сцены истории. И с
каждым годом образование будет иметь все большее и большее значение.
Рассказал Захар и о своей любимой литературе:
- Наша нация создана русской литературой. Ответ
на вопрос: «в чем смысл жизни?» - дает вся наша словесность. Если за
границей раньше нас узнавали по боеголовкам, то теперь - по нашей
классической литературе. В любом опросе на звание главного писателя в
истории человечества практически всегда побеждает Федор Достоевский. В
любом книжном магазине Италии, Франции, Испании можно найти произведения
Достоевского, Толстого, Чехова, Булгакова. Все они, бесспорно,
интеллектуальные величины! Но если по мне, то я из пары Достоевский -
Толстой выбрал бы Льва Николаевича. Просто он мне ближе. Герои
Достоевского движимы его гением, его идеологией. Герои же Толстого -
правдой жизни. Назову еще несколько произведений ХХ века, которые мне
нравятся, но сейчас, к сожалению, незаслуженно забыты: «Вечер у Клэр»
Гайто Газданова, «Дорога на океан» Леонида Леонова, «Циники» имажиниста,
друга Сергея Есенина Анатолия Мариенгофа. Кстати, я недавно собрал
120-130 лучших текстов Мариенгофа и издал его собрание сочинений -
первое в России.
Очень, кстати, люблю произведения вашего земляка
Василия Белова. Моя мама, работая в больнице, читала пожилым женщинам
его «Лад». Они говорили: «Так все и есть. Мы ведь так и жили тогда». Это
очень сильное произведение. Мне с детства нравились и его «Плотницкие
рассказы».
Переделать Чубайса
В продолжение темы Достоевского прозвучал и довольно забавный вопрос: «А почему Чубайс не любит Достоевского?»
- Сколько ни беседую на творческих встречах с
людьми, но такой необычный вопрос мне задают впервые, - улыбнулся Захар.
- Поразмышляем. Достоевский ведь (а это можно проследить по его
дневникам) очень не любил и не принимал либерализм. Анатолий Чубайс же -
самый настоящий либерал. Он - человек, который верит в стихию рынка, в
то, что интересы отдельного человека всегда важней, чем интересы
общества и государства. Я, кстати, с либералами не согласен, но признаю,
что Чубайс - масштабная, интересная и интеллектуальная личность.
Учитывая такие идейные разногласия Анатолия Борисовича с Федором
Михайловичем, не удивительно, что Чубайс не любит Достоевского. Хотя он
недавно женился на моей подруге Авдотье Смирновой. Надеюсь, она сможет
его немного изменить и он чуточку больше полюбит творчество
Достоевского.
Сейчас Прилепин работает над большим романом о Соловецких лагерях. Работа идет вот уже четыре года.
- Это будет очень большое произведение о лагерях
1923 - 1927 годов, - рассказывает писатель. - Меня просто с головой
поглотила эта тема. На Соловках ведь в одних камерах сидели и
беспризорники, и священнослужители, и бывшие белые офицеры, и
проштрафившиеся чекисты. Условия содержания там очень отличались от
того, что было впоследствии в Союзе и что описали в своем творчестве
Солженицын и Шаламов. Там, например, было несколько оркестров. Было даже
самоуправление. Это, разумеется, не оправдывает все то скотство и
ужас, которые там царили. Истина даже в таком деликатном вопросе
находится где-то посередине.
Писатель Захар Прилепин: моё детство пахло, как Череповец
Фото: Gorodche.ru
Известный литератор посетил наш город на
этой неделе. В центральной библиотеке он встретился с читателями.
Полтора часа Захар Прилепин
рассказывал о себе, о России, литературе, друзьях и жене. Предлагаем
вашему вниманию избранные цитаты из общения писателя с череповчанами. Люди не имеют представления, кто я такой. По основной своей деятельности я писатель. Я жил в городе Дзержинске,
где много промышленных предприятий. Приехав в Череповец, по вашему
воздуху я понял, что я вернулся практически в свой Дзержинск. Детство
мое пахло, как Череповец. Что-то приключилось в моей детской голове, и я стал читать колоссальное количество литературы. Я мог читать Есенина или Северянина 4 часа подряд. В ОМОНе я быстро сделал карьеру.
Я много читал, ко мне относились с уважением. А это был 1996 год.
Чечня. Командир меня в пример ставил. Он говорил: «этот пьет, этот
порнуху смотрит, а Прилепин читает! Берите пример с него». Прилепин в музее Александра Башлачева 6 лет я работал в ОМОНе
командиром подразделения. Но в 98 году грянул кризис. Моей зарплаты
стало хватать на 2 банки смеси для ребенка. И я стал журналистом, а
потом писателем. Журналисты – это люди, которые ничего ни о чем не знают, но обо всем пишут. Я писал в газету под 6-10 псевдонимами.
И как-то раз написал две сильно критических статьи про Бориса Немцова,
он тогда рвался в президенты. Одну подписал - Захар Прилепин, вторую –
Евгений Лавринский. Еще один материал был положительный. Его я подписал –
Денис Никифоров. Звонит в редакцию Сергей Кириенко и говорит владельцу:
«там у тебя работают два ублюдка – Прилепин и Лавринский. Уволь обоих. А
Дениса Никифорова поставь главным редактором». Первый роман я хотел написать немного про любовь и немного про Чечню. Но получилось про Чечню. В России чтобы вы ни делали – получается автомат Калашникова. В Чечне ни у кого не было ни малейшей рефлексии
по этому поводу. Одним было страшно, другим было почти все равно. Там у
людей было беспримерное мужество. В писательском смысле это была война
не такая, как у Астафьева или Ремарка. Автографы поклонникам И Ксения Собчак, и Владимир Соловьев втайне завидуют писательскому таланту. Любой успех в шоу-бизнесе существует недолго. Литература имеет более долгую жизнь. Я дружу с актером Андреем Мерзликиным. У него берут по 40 автографов в минуту. А я не завидую. Я думаю: ничего, Андрей, вот пройдет 25 лет, тогда и посмотрим. Был случай смешной. Я веду программу на ДО///ДЕ.
Меня довольно часто зовут в телевизор. Когда я еду в деревню, заезжаю в
городок Бор за продуктами. Машину водит моя жена. И как-то раз в к нам в
гости поехал Мерзликин. Его тоже везла моя жена. И они зашли в магазин в
Боре. Кассирша говорит: «а это тот самый актер»? Жена: «да». Кассирша:
«а почему вы раньше жили с Прилепиным, а теперь с Мерзликиным»? Думаю
позвать в деревню Никиту Сергеевича Михалкова, чтобы он с моей женой
тоже зашел в магазин. Чтобы кассирша окончательно впала в ступор. Собрались мы на дискуссию у меня в деревне.
Разные люди – либералы, коммунисты, националисты. Все примерно мои
ровесники (Прилепину 38 лет – авт.). Только единоросса нашего возраста
найти не могли. И эту партию представлял Михаил Леонтьев. Сильно не
пили. Выпьем, в бане попаримся, в речке искупаемся и трезвые, стеклянные
разговариваем. С Александром Рулевым-Хачатряном Распад СССР – это моя личная трагедия и я не нахожу причин прощать это тем людям, которые тогда находились у власти. Мои детям и их детям придется это расхлебывать. То, что мы вписаны в мировой рыночный проект, не делает Россию счастливей. Это стал понимать даже средний класс. Ведь рыночная экономика не гарантирует им стабильности. Малый и средний бизнес проявил себя, когда не так давно в Москве люди выходили на площади. Фраза: «пора валить» - она для них, как здравствуйте. Европа переживает те же самые проблемы, что и Россия. Европа стремительно левеет. Как-то раз я собрал за деньги зал на 2,5 тысячи человек. До меня там выступала Валерия, а после меня Олег Митяев. Страна не читает книг. Все сидят ВКонтакте, в Фэйсбуке. Но все пишут. Это миф, что мы живем в век информации. Мы живем в век хаоса. Современный человек нелеп в своей самоуверенности. Наши
предки малограмотные, которые ели деревянными ложками, оставили нам
мощнейшую национальную культуру, которой мы не владеем. Мы слушаем
Ваенгу и Стаса Михайлова. Мы думаем, что они лучше, чем «Ой, то не
вечер, то не вечер». Но это не так. Просмотр трех программ Андрея Малахова страшнее, чем чтение матов с утра до вечера. Российская оппозиция по основным признакам схожа с действующей властью. Преувеличивать значение любой партии, например, «Единой России», и вообще власти не стоит. Это не полубоги. Это всего лишь определенное количество людей. Реакция на внезапно отключившийся микрофон:
что ж такое? Даже фамилию Путин еще не произнес! Мне сказали, у вас тут
ФСБ рядом? (Отдел УФСБ по Череповцу находится в соседнем здании с
центральной библиотекой – авт.)
Захар Прилепин в Череповце
12 фотографий
Источник Российский писатель Захар Прилепин посетит Вологодскую область в ноябре. Творческие встречи с писателем организованы областной юношеской библиотекой имени Тендрякова, сообщает пресс-служба правительства области.
Встречи Захара Прилепина с читателями пройдут в Вологде 14 ноября в 15 часов в зале Вологодского государственного технического университета (ул. Ленина, 15), в 18 часов в конференц-зале областной универсальной научной библиотеки (ул. М.Ульяновой, 7). Встреча в Череповце пройдет 15 ноября в 14 часов в Центральной городской библиотеке имени Верещагина (бульвар Доменщиков, 32).
Захар Прилепин — писатель, журналист, секретарь Союза писателей России, колумнист журнала «Огонёк» и «Новой газеты», генеральный директор Нижегородского представительства «Новой газеты», шеф-редактор сайта «Свободная пресса», лауреат премий «Национальный бестселлер» (2008 год), Национальной премии «Лучшие книги и издательства — 2010», «Супернацбест» (2011 год).
Источник Мертвые в развес Захар Прилепин о Варламе Шаламове и «прогрессивном человечестве»
Мертвые смолчат. Их жизнь можно трактовать как угодно. Из мертвых можно строить свои баррикады.
Все знают, кто такой Варлам Шаламов. Это великий писатель. Он увидел оборотную сторону социального эксперимента и ужаснулся.
Все так.
Быть может, это самый честный и бескомпромиссный писатель в русской литературе. А быть может, даже в мировой.
Никакой позы. Ни одного лишнего жеста. Проза сухая, пронзительная и
точная, очень похожая на него самого. Помните его лицо - с внимательными
глазами, сухими, плотно сжатыми губами, строгой лепкой лица, с тремя
поперечными морщинами на лбу: это три его срока.
На Шаламова, чуть что, ссылаются патентованные борцы с советским
режимом. На Западе, если надо разом разрешить все вопросы касательно
социализма, тоже сразу говорят: «Достаточно почитать вашего
Шаламова...».
Так вот, наш Шаламов, будем знакомиться.
В знаменитой серии ЖЗЛ, что расшифровывается как жизнь замечательных людей, вышла биография Варлама Шаламова. Автор - Валерий Есипов.
У нас нет цели пересказывать эту, в шаламовском духе, очень строгую, умную, начисто лишенную пафоса книгу.
Сын священника, сложные отношения с отцом (пожизненный атеист!), первый
арест за участие в троцкистской группе (а не за просто так, как многие
уверены), зато последующие аресты - уже инерционные, в полном
соответствии с теми звериными временами, лагерный ад, учеба на
фельдшера, выход на свободу, реабилитация, возвращение в жизнь,
отношения с дочерью, знакомство с Пастернаком, выход четырех книг
стихов, представление к ордену «Знак Почета»... - всё это воистину
интересно, и сложно, и поучительно, и мы настоятельно обращаем ваше
внимание на труд Есипова, не вправе пересказывать его.
Но на одну вещь мы все-таки хотели бы обратить внимание читателя.
Шаламов, при всем его очевидном и неоспоримом антисталинизме, так и остался человеком левых убеждений - это нужно знать.
(Равно как и, к примеру, Анатолий Рыбаков, писатель пусть и меньшего масштаба, но тоже препарируемый совершенно однозначным и вульгарным образом).
Есипов заявляет об этом без обиняков: «В сущности, вся поздняя проза
Шаламова, его мысли в дневниках и письмах этого периода представляют
собой продолжение фронтальной полемики с неприемлемым для него
комплексом староконсервативных, антиреволюционных и антисоциалистических
идей, связанных не только с Солженицыным, но прежде всего с ним как вождем и эмблемой «духовной оппозиции»».
Характерными в этом смысле являются наброски письма к Солженицыну, сделанные в 73-74 годах.
Вспоминая об их, мягко говоря, не очень удачной встрече, Шаламов пишет:
«Я сказал Вам, что за границу я не дам ничего - это мои пути... Я
никогда не мог представить, что после XX съезда партии появится человек,
который (собирает) воспоминания в своих личных целях... Я точно знаю,
что Пастернак был жертвой холодной войны, Вы - её орудием».
Сам Шаламов категорически не хотел выступать в качестве «орудия» холодной войны.
Когда начались первые публикации рассказов Шаламова на Западе, он выступил с открытым письмом в «Литературной газете».
О, как подло и низко трактовали это письмо представители «прогрессивного
человечества» (шаламовское неизменно закавыченное определение).
«Западные голоса» писали о том, что Шаламов сломался, что его заставили!
Между тем, сравнение его дневниковых записей и писем со сказанным на
страницах «ЛГ» говорит о том, что Шаламов отдавал себе отчёт в
произносимом и говорил то, что хотел сказать:
«Считаю необходимым заявить, что я никогда не вступал в сотрудничество с
антисоветскими журналами «Посев» или «Новый журнал»... Никаких
рукописей я им не предоставлял, ни в какие контакты не вступал и,
разумеется, вступать не собираюсь.
Эти господа, пышущие ненавистью к нашей великой стране, её народу, её
литературе, идут на любую провокацию, на любой шантаж, на любую клевету,
чтоб опорочить, запятнать любое имя.
Зачем же я им понадобился в свои шестьдесят пять лет?
...Представить меня в роли подпольного антисоветчика, «внутреннего
эмигранта» господам из «Посева» и «Нового журнала» и их хозяевам не
удастся...».
«Нельзя не заметить, - пишет Есипов ниже, - что поздний «советский
консерватизм» Шаламова (назовем это так) и типологически, и
психологически (но, разумеется, не идеологически) очень близок тому
консерватизму, который исповедовали в свое время Ф.М. Достоевский и К.Н.
Леонтьев».
Есипов видит явное сходство между шаламовским предвидением «блатарской
инфекции» и леонтьевским предвидением «демократизации пороков».
Что ж, как минимум, оба предсказания сбылись. Собственно, это даже не два, а одно предсказание.
Перечисляя все виды социалистического тоталитаризма, от Сталина до Мао,
Шаламов прямо заявляет: «Это не значит, что под «левое» нельзя ставить».
И позже записывает в дневнике: «Новые левые» – плюс, а Гароди и Сахаров – минус».
Но жизнь сложилась так, что Шаламова удалось представить именно так, как
хотелось «прогрессивному человечеству», и никто на гневные окрики
старика, естественно, реагировать не стал.
«В 1978 году в Лондоне в издательстве «Оверсиз пабликейшн» вышло
очередное пиратское издание книги «Колымских рассказов» Шаламова на
русском языке с предисловием М. Геллера, - рассказывает Валерий Есипов, -
Естественно, у КГБ возникла версия о том, что писатель каким-то тайным
образом поддерживает связь с ЦРУ и другими секретными службами Запада.
Это он-то, который весь на виду, больной, едва передвигающийся по улице,
в пиджаке на голое тело, в брюках, не достающих до щиколоток! Вот его и
«проверяли» на сей предмет, приставив наблюдателя за квартирой...
Знали бы об этом господа-буржуа Р. Гуль и неведомый Стипульковский,
торговавшие «Колымскими рассказами» во имя якобы «защиты свободы слова в
СССР» и «просвещения» западного читателя. Знал бы об этом М. Геллер,
при всей своей солидной учености являвшийся непримиримым врагом
«коммунистической утопии» и в очередной раз повторявший в своем
предисловии версию о том, что Шаламова «сломили» и «заставили»
отказаться от «Колымских рассказов». Знал бы об этом ведущий
американский историк-советолог Р. Конквест, выпустивший в том же 1978
году книгу о Колыме, в которой он опирался на художественную прозу
Шаламова как на исторический источник и при этом в унисон Солженицыну
произвольно и многократно преувеличивал цифры погибших от репрессий».
Кстати, немаловажный штрих к работе защитников свободы слова в СССР: ни
один из издателей Шаламова не предпринял ни одной попытки, чтоб хотя бы
попытаться заплатить писателю. А зачем?
Шаламова перевели в пансионат для психохроников, а «прогрессивное
человечество» торговало его рассказами и рассказывало о том, что
престарелая советская власть сломила писателя, которого, между прочим,
не сломили почти двадцать лет лагерей.
Иной раз становится не по себе, когда представители «прогрессивного
человечества» при первой же возможности используют голоса
репрессированных и сгинувших в советских лагерях в качестве своей личной
«группы поддержки», должной оправдать любую реформаторскую (зачёркиваем
«подлость») затею.
Шаламов писал, что оправдание Сталина – «эстетизация зла».
Да, это так. Я знаю об этом.
Но с чего взяла либеральная публика, что узники советских лагерей - это адвокаты их дел?
Помните, у Есенина стихи есть: «...они бы вилами пришли вас заколоть...».
Иногда кажется, что именно так и было бы: пришли бы заколоть вилами и
кирками забить тех, кто ежедневно посягает на не касающуюся их трагедию.
Одна звероподобная власть забила сапогами и вморозила в колымский лед
тысячи и тысячи людей. А на смену той власти пришли бодрые торговцы
делами, словами и телами мертвых. В развес и в розницу.
И светятся лица торговцев гордостью необыкновенной, и великая сила собственной правоты в чистых глазах.